К черту! Но если ты сделала все эти глупости… (СИ) - Ручей Наталья (версия книг .txt) 📗
Живя с безразличием, он легко его сымитировал. Взгляд скользнул в сторону, задержался на незначительном — черт, насупившийся и готовый прорваться сквозь воинов, обманом, на большее силенок не хватит; усмешка криво раздвинула губы; пожатие небрежное плечами; вовремя сымитированный и подавленный зевок. Скучающая пауза, словно вспомнил — вернулся взглядом к собеседнице. Всмотрелся, будто коллекционер в подозрительного вида картину, которую ему настойчиво пытаются всучить.
— Но ты не можешь отрицать, что мы очень похожи. — Провел рукой по лысине под ее насмешливым взглядом. Бравада — а сама волнуется, сердце стучит неравномерно, он слышал дыхание, видел как румянец сменился бледностью, и вновь щеки вернулись к пунцовому. Император сделал кадр этого момента и закинул в ячейку памяти. Позже он с удовольствием, назло неминуемой грусти, к нему вернется, и если все сложится… если они когда-нибудь снова пересекутся и станут близки друг другу — покажет ей.
Возможно, это последний раз, когда щеки ее самовольно выбирают палитру, скоро им останется один цвет — белый.
— Я готов на все ради своей цели, ты — тоже. Цели у нас разные, а методы выбираем одинаковые, не заметила?
Равнодушие Виллы было изысканней, чем у него, маской; и если бы не лицо, он поверил.
— Используем всех, не делая исключений.
Вилла, словно почувствовав черта, обернулась, и когда их глаза с императором встретились вновь, в них не было буйства, отрицания или упрямого несогласия. Серый туман, потянувшись к его, сплел единственно верный ответ. Да.
Возможно, когда-нибудь, в будущем, если оно для нее будет, цвет глаз Виллы тоже перестанет казаться просто цветовой гаммой. Черные, бирюзовые, голубые, фиолетовые, карие — есть много насыщенных и более впечатляющих, но ни одни не дают столько власти. Он дал дочери все, что мог, даже чуть больше.
— И моя мать для тебя?…
Не удержалась, спросила, и наверняка, пожалела, что позволила треснуть отчуждению. Когда-нибудь научится играть до конца, удерживать маску после антракта и после того, как опустится занавес. Если «когда-нибудь» — напомнил себе, все-таки будет.
— Я не любил твою мать. У нас и романа не было, но это тема, которую я не стану с тобой обсуждать. Все, что касается двоих, отсается между ними.
— Хочешь сказать, никогда не обсуждал мою мать с приятелями или супругой? — фыркнула.
— Если ты меня внимательно слушала, ты поймешь, что я не стану обсуждать с тобой императрицу. А насчет приятелей — у императора их нет.
— И друзей?
Улыбнулся.
— Ты здесь три недели — видела хоть одного моего друга? Приятеля? Можешь подсказать имя?
— Но сегодня? — кивнула в сторону замка. — Столько гостей…
— Полезных, важных, опасных. Я пригласил их, чтобы использовать. Они пришли, чтобы использовать меня. Все, как я говорил. Я не люблю Алишу. Ты не любишь черта. Но они рядом с нами, всегда, если нам этого хочется.
Сравнение явно не понравилось дочери: глаза сузились, губы сжались, но император продолжил один из самых откровенных разговоров за всю свою жизнь.
— Черт использует дракона, придумав себе некую цель. Дракон прячет истинную причину своих неудач за насланными чарами. Это цепочка, Вилла, которая никогда не обрывается. Мы все кого-нибудь используем. Кто-то использует или пытается — нас.
Император сделал продуманную паузу, но Вилла ее не заполнила.
— А я все ждал…
Вторая сработала в пол силы, — Вилла переместила взгляд с его рукава на переносицу.
— Ждал, когда ты захочешь использовать меня, — признался и скрыл эмоции, собираясь отпустить Виллу, без ненужных выяснений, но когда собрался уйти, она не позволила.
— Использовать? — прикоснулась к руке.
— Почему нет? Ты можешь меня не любить, можешь таить обиду, можешь не понимать до конца, кто я.
Растерянный взгляд дочери затронул струны в душе, которые императору не полагаются.
— Я — император, Вилла. Я в этой империи — всё. Я ждал. Я хотел, чтобы ты меня использовала. Но даже легал я сделал тебя без твоей просьбы.
Смутилась, и этот кадр император сохранил в памяти.
— Кто-то не любит просить, кто-то не любит любить, кто-то не разбирается в драгоценностях…
Ладонь Виллы соскользнула с локтя императора. Она пытливо всматривалась в его глаза и хотя поняла, что прозвучал некий намек, сути не разгадала. Покрутила на запястье серебряную цепочку с кулоном и жемчужиной, немного успокоив нервозность. Император хочет, чтобы она использовала его? Разок попробовать можно.
— Нож, который мне подарила Дуана, у тебя?
— Вилла, ведьма не сказала тебе одной важной детали…
— У тебя? — повторила с нажимом, и ладонь ощутила прохладу стали.
До этой минуты она мало представляла, как осуществит задуманное, полагалась на потоки силы, капризно ноющие внутри. Но пока они ей практически не подчинялись, и если бы сорвали попытку, кто знает, хватило бы у нее духу на вторую?
Глаза не могли оторваться от ножа, который принесет свободу тому, кто ее достоин. Она почему-то знала: все получится, Дон освободится от сущности, станет самим собой.
Любая форма, любая, только бы она означала волю!
Крылья, встряхнув влагу, зонтом раскрылись над головой. Перышки на кончиках, подрагивая от ветра, тянулись к горизонту.
Скоро! Скоро!
— Спасибо.
Шаг к черту.
— Вилла, твоя подруга…
— … Которую ты выслал из Ристет…
— Твоя подруга, которую я выслал из Ристет, тебе вовсе не подруга и не сказала тебе одной важной детали.
— Это хочешь сделать ты?
— В этом мире и за его гранями ничего не бывает просто так, — спокойно, не обращая внимания на колкость и желание скорее покинуть его, сказал император. — Иными словами, делая что-то для тебя, у тебя что-то забирают. Бумеранг, равновесие, иначе начнется хаос. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Что я заплачу за то, что все равно сделаю.
— Причем цену, которую даже я не знаю. Ты можешь попытаться, — подчеркнул последнее слово, — сделать Дона прежним. У тебя даже может, — тоже подчеркнул вероятность, но не факт, — получиться. Но сама ты прежней не будешь.
Сердце Виллы остановилось и забилось быстрее, так, будто она, пробежав длинный марафон, наконец, приблизилась к цели.
— Я… что изменится? Я… не буду помнить его? — выдала худший вариант. — Или не буду испытывать то, что сейчас? Или он забудет меня?
Император на секунду скрыл взгляд за черными ресницами, раздумывая, взвешивая каждое слово. Стряхнул с лысины капли.
— У меня нет волос.
— Я заметила.
Император зеркально вернул улыбку.
— Я не брею голову и моя лысина — не дань моды и не мое желание.
— Ты болен?! — сердце кольнуло, рука в утешающем жесте прикоснулась к его лицу. — Папа?
Император положил свою теплую большую ладонь поверх ее, и Вилла, поежившись, поняла, что продрогла. Крылья сомкнулись вокруг тела плотнее.
— Это моя плата за некоторые вмешательства, — пояснил с мягкой улыбкой, той же, что очаровала ее в самом начале их непродолжительного знакомства. И почти без упрека Вилла спросила:
— Экспериментальная комната?
— Комната, — согласился, — воскрешение Дона…
— Но разве… — она запнулась и перефразировала вопрос под внимательным взглядом. — Ты знаешь, почему он умер?
— Упал с обрыва.
— Сам?
— Помогли.
— Ты?
— Нет.
— По твоему приказу?
— Нет.
Облегченно выдохнула.
— Я могу солгать даже после фэйри-вина, Вилла. Ты снова забываешь, кто я. — Насладившись ее смущением, император добавил: — Но я не лгал. Он умер из-за того, что оказался не в том месте и не в то время. Но умер не из-за меня.
Да, конечно, он умер из-за нее…
И император из-за нее светит, как солнышко, лысиной, и не оправдание, что ему идет. Все беды из-за нее…
— Чтобы добиться такого эффекта, я совершал много чего другого, — император легонько сжал ее ладонь, но чувство вины только усилилось. Она все делает не то и не так, и самое скверное, что те, кто ей дорог — знают об этом и прощают. Дон десять лет делит свое мертвое тело с неизвестной сущностью, потом встречает причину своих несчастий, а она как раз после страстных поцелуев с чертом. И в его халате. Адэр, вернувшись за ней (поставила мысленно галочку: «уточнить, наконец, почему он меня сбросил с обрыва?», знает о поцелуях с Доном и снова целует.
